Чюрлёнис прожил всего тридцать пять лет, но интенсивность его жизни была чрезвычайной. Он успел создать сотни картин и музыкальных произведений. Стал одним из самобытнейших художников первой половины ХХ века и родоначальником литовской симфонической музыки. Но, что самое важное, – он один из немногих воплотил давнюю мечту Серебряного века – осуществил синтез искусств.

В творческих порывах Чюрлёниса, кроме музыки и живописи, соединялись и разные миры – видимый и невидимый, дольний и горний, реальный и мистический. Мир фантазий, грёз и мечтаний внедрялся в жестокое пространство обусловленности и рационализма. Импульс свободы раздвигал и преобразовывал детерминации безжалостного рока. Свобода духа сквозила в каждом взмахе его кисти или смычка.

При жизни некоторые называли его дилетантом, самоучкой и выскочкой, другие даже не сомневались в его гениальности, третьи считали, что его талант граничит с одержимостью. Художники считали его хорошим музыкантом, а музыканты – неплохим художником. Мнения по поводу таланта Чюрлёниса настолько полярные, что трудно ориентироваться только на исследования его творчества. Нужно самому стать зрителем и слушателем мастера. Самому проникнуть в созданные им живописные и музыкальные фантазии. Но это не просто, необходимо умение раскрыться навстречу безбрежной радости, имя которой – Жизнь.

Приближение

Микалоюс Константинас Чюрлёнис родился 22 сентября 1875 года, в маленьком литовском городке Варене. Его отец служил органистом в церкви, а мать работала прислугой в богатой графской семье. Кастукас, так родные звали будущего художника, был старшим ребёнком. Кроме него, в большой и дружной семье росли четверо сыновей и четыре дочери. Младшие дети потом всю жизнь вспоминали об отеческой заботе и любви старшего брата. Мать семейства прививала детям любовь к искусству. Она была неплохо образована, хорошо владела немецким, польским и литовским языками, прекрасно пела и обладала редким даром рассказчицы.

Детство Кастукас провёл в Друскининкае, тихом курортном городке на юге Литвы. Интересно, что «друска» в переводе с литовского означает «соль». Чюрлёнис и явит себя такой солью родной земли – самым известным литовским художником и композитором. А Друскининкай так и останется для него любимым уголком на Земле. Каждое лето он будет мчаться сюда, отдыхать от суеты городов под родным небом и черпать вдохновение, наслаждаясь любимыми просторами.

Некоторая детскость, взгляд на мир глазами ребенка, пройдёт лейтмотивом через всю творческую жизнь мастера. Воспоминания из счастливого детства внесут в его грустные и серьёзные картины мощный элемент созидающего света и раскрасят философские поиски брызгами простоты.

Музицировать на пианино Чюрлёнис начал под руководством отца, в шесть лет. Отец сразу заметил склонности мальчика к музыке и умело направлял его, давая первые уроки. Для небогатой семьи покупка нот – дорогое удовольствие, ведь за ними нужно было ехать в большой город. Но семья шла на такие траты – образование детей и раскрытие у них свободного творческого духа, являлось главной задачей семейного воспитания.

Некоторое время с Кастукасом фортепианной игрой занималась одна соседка, гувернантка в богатой семье. Но однотонные занятия быстро наскучили мальчику, и он заявил, что ему гораздо интереснее сочинять музыку, а не разучивать чужие пьесы. Уже тогда маленький Чюрлёнис любил подолгу импровизировать. Он погружался в пространство музыки, реальный мир отступал и растворялся, а на его место приходило нечто неведомое – истина, проявленная звуками.

Ноты маленький композитор записывать не успевал, не хотел отвлекаться от счастья, боялся спугнуть радость. Такое отношение останется у него на всю жизнь – никогда мастер не будет давать рутине мешать творческому порыву и отнимать время жизни.

Зажжение

В 1889 году, хлопотами друга семьи, врача Юзефа Маркевича, Кастукас был зачислен в оркестровую школу князя Огинского, внука того самого Михаила Огинского, написавшего знаменитый полонез «Прощание с родиной». Школа находилась в городе Плунге, за 300 км от Друскининкая, и юному музыканту пришлось впервые покинуть стены родного дома.

Князь Огинский, известный филантроп и меломан, содержал бесплатную музыкальную школу с общежитием для оркестрантов. Для одарённых подростков из небогатых семей это был практически единственный шанс получить профессиональные музыкальные знания. Князь быстро разглядел в Чюрлёнисе незаурядный талант и прекрасные человеческие качества. Несмотря на большую разницу в возрасте, они подружились и относились друг к другу с большим уважением. Их дружба продолжалась около 15 лет, до самой смерти Огинского. Князь сыграл ключевую роль в становлении будущего мастера.

В годы учёбы Чюрлёнис изучил игру на флейте и занялся композиторской деятельностью. Музыка стала для него всем. Он погрузился в творчество полностью, с головой, впитывал новые знания и эмоции, вкушал музыкальную историю, воспарял в импровизациях. Игра в оркестре давала новые ощущения и переживания – чувство сплочения, общего дела и единого дыхания. Успехи Чюрлёниса в композиции позволили ему удостоиться большой чести – исполнять музыку собственного сочинения в составе оркестра. В такие моменты он словно пребывал у самого алтаря в прекрасном храме, имя которому «Музыка».

Во дворце, где располагалась школа, была огромная библиотека, а окрестности так и манили к чтению и размышлениям. Гуляя по парку и наслаждаясь красотами окрестностей Плунге, Кастукас начал рисовать. Просто так, без руководства, он зарисовывал всё, что попадалось ему на глаза – потаённые уголки парка, ухоженные домики местных жителей, лица друзей и коллег по оркестру. Но это было просто увлечением – главной страстью юного Чюрлёниса в те годы была музыка.

В 1894 году, благодаря материальной поддержке князя Огинского, Кастукас, уже ставший Константинасом, поступил на учёбу в Варшавский музыкальный институт. Это было не просто огромной удачей, но событием, похожим на чудо. Мир для Чюрлёниса расширился.

• 

• 

• 

• 

• 

Вкушение

Варшава в конце ХIХ века представляла собой настоящий культурный центр, и каждый юный музыкант мечтал сюда попасть. Здесь кипела творческая жизнь – концерты местных и приезжих пианистов и дирижеров, богатый репертуар оперного театра, музеи, выставки и библиотеки. Здесь так просто найти нужные ноты!

Музыкальные пристрастия молодого Чюрлёниса в те годы разнообразны. В Бетховене ему нравился героический драматизм, а в Вагнере блистательная сочность. Шопен привлекал богатством своих чувств – от лёгкой грусти до пафосного трагизма. Но Бах затмевал всех своей глубиной и величием, своим масштабом.

В институте завязывается дружба с Эугениушем Моравским, ставшим впоследствии известным польским музыкантом и композитором. А к сестре Моравского Марии у Чюрлёниса вспыхивают нежные чувства, озарившие жизнь в чужом городе и ставшие источником светлых переживаний. Но, к сожалению, пылкий роман двух незаурядных людей так и не получил продолжения – отец Марии запретил дочери даже думать о браке с нищим музыкантом и отдал замуж за богатого вдовца. Константинас и Мария остались добрыми друзьями до конца жизни.

Живя в большом городе, Чюрлёнис прочувствовал «изнанку» жизни. В отличие от маленьких патриархальных городков, большой город усиливал контрасты – бедные были ещё беднее, а богатые богаче. Горе углублялось, а развращённость расширялась. Здесь, в Варшаве, юный музыкант понял, что хорошее образование ещё не делает человека порядочным, а принадлежность к высшему свету не добавляет благородства. Несправедливость, глупость и лицемерие явили свой отвратительный оскал. Чюрлёнис наблюдал окружающий мир, делал выводы и складывал впечатления в своём чутком и трепетном сердце.

Поступив учиться на пианиста, уже через год Чюрлёнис перевёлся на факультет композиции. Такая переменчивость продолжится в его жизни и далее – став композитором, он начнёт учиться живописи. Душа Чюрлёниса была беспокойной и мятущейся. Огромное дарование не давало ему шансов к спокойной и размеренной жизни.

За годы учёбы Чюрлёнис написал около 25 фуг. Он стал не только профессиональным композитором, но и потратил много сил для получения общего образования. Много читал, изучал философию, историю, математику и космологию. Пытался осмыслить свои корни в сложном и запутанном мире. Осознание личной национальной идентичности приходило через осмысление мировой истории и культуры.

Любознательность Чюрлёниса была потрясающей. У его сестры сохранилась тетрадь, содержащая на своих страницах сферу интересов мятущегося гения. Огромный массив заметок из разных областей: словари основных европейских языков, письмена древних финикийцев, ассирийцев и египтян, таблицы свойств химических соединений и физических тел, различные исторические даты, географические данные, придуманный алфавит и ещё многое, и многое другое. Он хотел вместить в себя всю Вселенную, чтобы в будущем воплотить тайну бесконечности на своих полотнах.

Это было время великих замыслов и масштабных людей. Подобным же образом проявил себя другой гений – поэт и художник Макс Волошин. Он был современником Чюрлёниса, близким ему по духу человеком, также мечтающим объять необъятное и воплотившим Симфонию – синтез искусств.

В одном из стихотворений Волошин написал:

Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Всё воспринять и снова воплотить.

Кантата для хора и симфонического оркестра «De profundis» стала выпускной работой в Варшавском музыкальном институте. Это сложное произведение показало профессионализм автора, и стало вехой в литовской музыке. В начале века, а на дворе шёл уже 1900 год, начиналось становление нового искусства, яркого, с национальными чертами и местным колоритом. Чюрлёнис был его провозвестником не только в музыке, но и в живописи.

За кантатой последовала симфоническая поэма «В лесу». Музыка Чюрлёниса стала более печальной и медленной, более вдумчивой и чуткой. Появилось взвешенность, благородство и простота. Спокойствие литовских песен воплотилось в нежной и хрупкой симфонии. Лес в поэме раскрывается музыкально – ветер арф, журчание свирелей, таинственные призывы горнов, солнечный свет струнных…

Послушайте, друзья, симфонию Чюрлёниса «В лесу». Это свежая и всегда молодая музыка. Грустная, добрая и глубокая.

Погружение

После окончания консерватории Чюрлёнис навестил в Плунге своего опекуна, князя Огинского, и подарил написанный в его честь торжественный полонез. Князь, счастливый от успехов своего любимого воспитанника, тоже сделал ему подарок – прекрасное пианино. Это был предел мечтаний для любого небогатого музыканта.

Князь на этом не остановился и предложил Константинасу продолжить обучение, но теперь уже в Лейпцигской консерватории, учебном заведении, снискавшем европейскую славу.

Увы, учёба была недолгой – через год князь Михаил Огинский скончался. Чюрлёнис потерял друга, благодетеля и учителя, а также возможность учиться дальше. Сначала он пытался подзаработать уроками музыки, но денег на оплату обучения всё равно не хватало, поэтому ему пришлось уйти из консерватории и вернуться в Варшаву.

Время зря не пропало. Живя в Лейпциге, Чюрлёнис прослушал курс лекций философа и психолога Вильгельма Вундта (того самого, который занимался психологией народов и рас), посещал оперу и симфонические концерты, что значительно углубило его национальное осмысление себя в мире, расширило музыкальный кругозор и отточило критическую интуицию. Но, самое главное, именно в Лейпциге Константинас серьёзно увлёкся живописью.

С 1902 года Чюрлёнис жил в Варшаве и ходил в рисовальную школу. На жизнь зарабатывал уроками музыки и ещё содержал своих младших братьев. Он мечтал дать им серьёзное образование и поэтому работал не покладая рук. Свободное время он делил между сочинением музыки и своим новым, всепоглощающим увлечением – живописью.

• 

• 

• 

• 

• 

• 

• 

Живопись была физически необходима Чюрлёнису. Многие образы, теснившиеся в его голове, не могли найти музыкального выхода. Они состояли из другой материи и требовали визуального проявления. Требовали кропотливой работы в новом пространстве творчества.

Весной 1904 года свершилось долгожданное событие – открылась Варшавская школа изящных искусств. Чюрлёнис и его лучший друг Эугениуш Моравский стали первыми слушателями курса.

Живопись, как прежде музыка, полностью поглотила всё свободное время нашего героя. С усердной увлечённостью он заполнял листы бумаги и тетради набросками, эскизами и рисунками. Копировал гипсовые фигуры в альбомы, фиксировал фигуры людей, мимику и эмоции. Пытался найти свой собственный стиль и почерк. Хотя где-то внутри, в глубине своей души, он знал, каким будет вектор его творчества. Он чувствовал то сокровенное, что выскажет позже, когда окрепнет и будет готов.

К этому времени относится одна из самых известных ранних работ мастера «Покой». Картина оставляет сильное чарующее и притягательное впечатление. Столь знакомая всем игра природы представлена в своём максимальном величии. Гористый остров и, вероятно, рыбацкие костры напоминают только что проснувшееся морское чудище. Но это первое впечатление. На более глубоком уровне художник абсолютно точно передал истинное состояние мистического покоя, возникающее вечером у воды, когда солнце начинает покидать завершившийся день.

Погрузившись в живописную интерпретацию Бытия, мастер не забывал и о музыке. С 1903 по 1907 год Чюрлёнис работал над симфонией «Море» и когда закончил, посвятил её Брониславе Вольман, своей новой знакомой, сыгравшей в его жизни большое значение. Бронислава была матерью одной из частных учениц Чюрлёниса и большой поклонницей его творчества. Она одной из первых заметила художественный талант композитора и музыканта, дорожила знакомством с ним и всячески старалась помочь. Покупая его картины, она не только помогала вечно нуждающемуся художнику, но и сохранила их от исчезновения.

Летом 1905 года Бронислава пригласила Константинаса в совместную поездку на Кавказ и в Крым. А в 1906 году спонсировала путешествие по культурным центрам Европы. Это был целый океан новых впечатлений, просто необходимый для художника. Чюрлёнис вкушал окружающий мир, преображал его вихрями своего таланта, что-то возвращал задумками, эскизами и полотнами, а что-то складывал в своём чутком и прекрасном сердце.

В знак благодарности за поддержку Чюрлёнис подарил Брониславе картину «Дружба» – одну из лучших своих работ. Ясную, пронзительную и светлую.

Напряжение

Летом 1905 года на выставке, организованной художественной школой в Варшаве, работы Чюрлёниса вызвали наибольшее количество восторгов. Даже нашлись желающие купить некоторые его картины. Чюрлёнис был полон надежд и с радостью смотрел в будущее. Успех повторился весной 1906 года в Петербургской академии, где проходила выставка картин учеников Варшавской школы искусств. Наибольшее внимание публики снова привлекли работы Чюрлёниса.

В 1907 году Константинас принял участие в первой выставке литовских художников, проходившей в Вильнюсе. Там он представил свои циклы «Буря» и «Сотворение мира». Ему страстно хотелось быть полезным своей родной земле, и он искал области применения таланта на поприще национального культурного возрождения.

Следуя за своими мечтами, в 1908 году мастер переехал жить в Вильнюс и занялся общественной деятельностью – участвовал в жизни художественного общества Литвы, руководил народным хором, организовал Вторую выставку литовских художников и включился в дискуссии по строительству Дворца искусств.

«Вильнюсский» период в творчестве Чюрлёниса оказался самым активным и насыщенным. Становление мастера шло семимильными шагами. Он уже никому не подражал, а выработал свой собственный самобытный стиль. Стиль художника, раскрывающего мир с помощью звуков. Стиль композитора, создающего музыку переливом и смешением цвета.

Тогда же в Вильнюсе у Константинаса случилась большая любовь – он встретил молодую писательницу Софию Кимантайте. Зося, так на польский манер называл её Чюрлёнис, тоже грезила возрождением национальной литовской культуры и жила во имя творчества и Родины. Сердца влюблённых бились в одном ритме, их взгляды были направлены в страну Великого Искусства. В мир горний.

Их пути переплелись навсегда. Но ненадолго. Впереди у них очень короткая, крайне тяжелая, хаотичная, но и бесконечно счастливая семейная жизнь.

Для возлюбленной Чюрлёнис написал несколько прекрасных полотен – циклы «Фантазия» и «Прелюдия и фуга», а также знаменитую «Сонату моря». Как и в музыкальных сонатах, в «Сонате моря» ведётся борьба противоположностей, темпов и настроений. Спокойное начало, постепенное усиление напряжения, борьба ветров и решающее настроение произведения – яростный шторм в финале. Хаос стихии, разрывающий в клочья ранимую душу мастера и, одновременно, дающий бесконечное и невозможное в земной жизни блаженство. Кораблик, спасённый заботливой рукой.

Осенью 1908 года, с рекомендательным письмом художника Льва Антокольского, Константинас приехал в Санкт-Петербург. Полный надежд, он хотел испытать свои силы в столице – в центре столкновений идей, концептов и течений. Но не только творческие восторги влекли Чюрлёниса в Петербург, ему нужны были какие-нибудь жизненные перспективы. Предстоящий брак и забота о семье вынуждали вечно неустроенного художника изменить характер своей жизни.

Неотмирность Чюрлёниса проявлялась и в быту. С упрямым постоянством он отказывался от предложенных ему в течение жизни должностей. Больше всего он ценил свою творческую свободу и не хотел связывать себя службой. Ведь служба отнимала не только время, но и душевный покой. Служба забирала волшебство жизни и радость Бытия, без чего мастер задыхался. Поэтому и случилось, что профессионал высочайшего уровня, учившийся в лучших консерваториях Европы, просто давал уроки игры на фортепиано.

В Петербурге Чюрлёнис познакомился с Мстиславом Добужинским, уже известным художником, имеющим старинные литовские корни. Стеснительный и робкий Константинас неожиданно оказался под пристальным взором метров будущего «Мира Искусства». Это были художники Александр Бенуа, Иван Билибин, Николай Рерих, сам Добужинский и критик Сергей Маковский.

Чюрлёнис произвел хорошее впечатление на «мирискуссников», но не более того. Добужинский предсказывал в будущем большой успех и гонорары. Он говорил, что более оригинального художника не встречал и надо только подождать, когда зритель поймёт этот новый взгляд на мир. Но у Чюрлёниса не было времени ждать, жить надо было прямо сейчас.

В январе 1909 года Константинас и София обвенчались. Чюрлёнис, исполненный долга, попытался разорваться и жить на два города – Санкт-Петербург и Вильнюс, но ничего не получилось. Работы не было и не предвиделось, даже литовская диаспора не могла помочь с трудоустройством, по причине своей малочисленности.

Поиски места под солнцем были унизительны и бесперспективны. Константинас не умел подстраиваться и заискивать, поэтому он так и не смог приспособиться к столичной жизни. Он мечтал жить не преподаванием, а творчеством – трудом художника или музыканта. Но его картины не покупали, работу композитора, органиста или дирижера не предлагали. Зрители, в лучшем случае, просто восхищались новизной и смелостью, пожимали плечами и расходились. Люди были ещё не готовы к такому творчеству. К Чюрлёнису относились как к очень странному и талантливому чудаку. Его не воспринимали всерьёз.

Николай Рерих, уже известный в те годы художник, писал:

«Он принес новое, одухотворенное, истинное творчество. Разве этого не достаточно, чтобы дикари, поносители и умалители не возмутились? В их запылённый обиход пытается войти нечто новое – разве не нужно принять самые зверские меры к ограждению их условного благополучия? Помню, с каким окаменелым скептицизмом четверть века назад во многих кругах были встречены произведения Чюрлёниса. Окаменелые сердца не могли быть тронуты ни торжественностью формы, ни гармонией возвышенно обдуманных тонов, ни прекрасною мыслью, которая напитывала каждое произведение этого истинного художника. Было в нём нечто поистине природное вдохновенное. Сразу Чюрлёнис дал свой стиль, свою концепцию токов и гармоническое соответствие построения. Это было его искусство. Была его сфера. Иначе он не мог и мыслить и творить. Он был не новатор, но новый. Такого самородка следовало бы поддержать всеми силами. А между тем происходило как раз обратное. Его прекраснейшие композиции оставлялись под сомнением. Во время моего председательствования в «Мире Искусства» много копий пришлось преломить за искусство Чюрлёниса. Очень отзывчиво отнесся Добужинский. Тонкий художник и знаток Александр Бенуа, конечно, глубоко почувствовал очарование Чюрлёниса. Но даже в лучших кругах, увы, очень многие не понимали и отрицали».

Иллюзии растворялись, а беспокойство усиливалось. Безысходность отравляла внутренний космос мастера, принижала полёты его души и обесцвечивала мечты. Напряжение нарастало и складывалось в его трогательном и ранимом сердце.

Именно в это время он написал свои самые сильные и загадочные картины – диптих «Соната хаоса» («Соната звёзд»), примыкающую к нему «Жертву» и величественный «Rex» («Царь»).

Эти работы отличаются грандиозным размахом. У мастера получилось показать величие божественного творения. Чюрлёнис словно вышел в открытый космос и увидел Вселенную со стороны, под неожиданным для человека углом. И, блуждая в бесконечных далях, он выявил таинственный звёздный орнамент, неведомый космический ритм и гармонию. Ту самую гармонию, пронизывающую мироздание и зовущую под своё крыло всех мечтателей, романтиков и духовидцев. Манящую и самого Константинаса.

Лето 1909 года, последнее счастливое лето его жизни, Чюрлёнис провёл в Литве. Это было его самое плодотворное лето. Творческому подъёму способствовала близость любимой жены, Зоси. Каждый вечер они прогуливались и делились фантазиями, мечтами и задумками. Они были полны планов на будущее и радовались общению и дружбе. Тогда они ещё не знали, что их время было уже на исходе.

Возношение

Осенью Чюрлёнис снова уехал в Петербург. Он вёз с собой новые картины и новые надежды. Это была его последняя отчаянная попытка обрести признание. Начались новые лишения, разочарования и бессонные ночи. Постоянное нервное напряжение выматывало душу мастера. Он становился более замкнутым, очень много курил и начал работать ночами.

Тем временем коварная болезнь уже готовилась обрушиться на трепетного и беззащитного человека. Она искала лазейки и быстро нашла слабое место в его душе – Чюрлёниса раздирала дилемма между экстатическим, огненным творчеством, в котором он сжигал себя без остатка, и колоссальной ответственностью перед молодой женой и будущим ребенком. Это противоречие было страшным испытанием и оказалось роковым в жизни мастера.

Кроме того Чюрлёнис обладал обнаженным и предельно честным восприятие мира. Он рассматривал окружающую его действительность глубже и серьёзнее, чем обычные люди. Социальное неравенство, обречённость и бесконечная нужда большинства людей ранили и травмировали душу впечатлительного гения. Он мечтал об ослепительном и прекрасном мире счастливых людей, созданных для творческих переживаний и духовных взлётов. Но реальность была не такой. Он видел вокруг себя лишь бесчисленное количество несчастных существ, занятых вечным поиском денег на пропитание и погруженных в кошмар бытовой суеты.

Его душевное равновесие постепенно смещалось в сторону хаоса, а творчество становилось всё более одержимым. Целыми ночами он работал над новыми проектами, но что-то конкретное не выходило из-под его кисти. Мастера накрыло дионисийское мельтешение образов – народные узоры в его эскизах бурно переплетались с нотами, краски смешивались с длительностью, а цвета с размерами. Случайные свидетели видели, как Чюрлёнис вычерчивал вензеля, кружочки и другие витиеватые знаки на предметах домашней обстановки. Вся реальность превратилась для него в полотно. Тень хаоса неумолимо сгущалась.

В начале 1910 года София забрала несчастного мужа из столицы и отвезла в родительский дом, в Друскининкай. После небольшого улучшения, болезнь обрушилась снова, уже с большей силой. Начались долгие мытарства художника по санаториям, клиникам и лечебницам. В некоторых заведениях ему запрещали рисовать, но это не помогало. От бессмысленного времяпровождения расстройство только усугублялось. Не спасло и рождение дочери. Оно прошло для Чюрлёниса практически незамеченным.

Но в это же время, пока мастер боролся с недугом, его картины начали своё триумфальное шествие. Выставки следовали одна за другой, в Москве, в Санкт-Петербурге и Вильнюсе. Имя Чюрлёниса постепенно стало популярным в широких художественных кругах, а его самого заочно приняли в общество «Мир искусства». Признание творчества пришло, но с небольшим опозданием.

Начало 1911 года Чюрлёнис провёл в клинике для душевнобольных. К концу зимы его состояние ухудшилось. Несчастный художник дожил до весны – это было его любимое время года, дающее силы и побуждающее к творчеству. Невзирая на запреты, прямо в больничной одежде, Константинас отправился на свидание с весной в тенистый парк. Он вдыхал свежий воздух, наслаждался и радовался как ребёнок. Но истощённый организм простудился и не смог справиться с новой напастью. В клинику приехали София и подруга всей жизни Мария Моравская. Но они застали Чюрлёниса в беспамятстве.

10 апреля 1911 года мастер скончался. Успокоилась мятущаяся душа художника.

Утихли замыслы, мечты и впечатления, которые он копил и складывал в своём добром и пламенном сердце…

Статья о Чюрлёнисе в Википедии

Наиболее полная коллекция картин Чюрлёниса